Неизвестный фрагмент Three men on a bummel.

Джером Клапка Джером

Неизвестный фрагмент Three men on a bummel.

(авторский перевод mick)

…George watches table tennis with fatal consequences…

После случая с похищением чужого велосипеда Джордж стал задумчив. Собственно, периоды задумчивости бывали у него и раньше, но никогда не вызывали у нас с Харрисом желания принять неотложные меры. Впрочем, мы не знали, какие именно меры следует принять, кроме ощущения их неотложности, и в этом были похожи на Британское правительство. Как, видимо, и на любое себя уважающее правительство в мире. Задумчивость Харриса была особого рода, и именно это беспокоило нас с Джорджем больше всего. Это была задумчивость наблюдателя. Видимо, небольшое досадное приключение с чужим велосипедом потрясло в Джордже какие-то глубинные основы. Джордж стал присматриваться к Германии и германцам гораздо внимательнее, чем раньше. И, чем больше он присматривался, тем больше поразительных открытий он делал. Например, я уже писал о немецких собаках, умеющих читать запрещающие надписи. Немецкая собака никогда не ступит на газон, снабженный табличкой Durchgang verboten!. Если нога собаки все же ступила на такой газон, то это, несомненно, английская собака. На худой конец, французская, тем более, что именно в последнем случае к делу примешивается долгая история взаимного непонимания. Так вот, вдобавок Джордж заметил, что немецкие собаки способны определять время и знакомы с днями недели. В одном небольшом городке, который мы проезжали без остановки, на газоне красовалась надпись следующего содержания: «Выгул собак запрещен по четным числам календаря. В иное время выгул разрешен с 7.00 до 11.00 и с 16.00 до 18.00. Было как раз около четырех часов пополудни, и Джордж заметил кобеля, который терпеливо ждал, периодически взглядывая на часы на городской ратуше. То, что это был кобель, и что он ждал, Джордж выяснил, остановившись. Мы с Харрисом были на тандеме и не сразу заметили остановку Джорджа. А заметив, остановились в отдалении, так что все подробности от нас естественным образом ускользнули. Этот случай произвел на Джорджа глубокое впечатление, и его задумчивость вкупе с наблюдательностью усилились.

Эти попытки Джорджа погрузиться в жизнь чужой страны с головой, если так можно выразиться, достигли своего апогея в небольшом городке сразу за Мюнстером. Названия я не помню, а если бы и помнил, постарался бы забыть. Мы совершенно не собирались останавливаться в этом богом забытом местечке. Но, как говорят мудрые люди, человек предполагает, а господь располагает. Иногда господь располагает довольно странно. Проезжая по центральной улице этого городишки, мы услышали шум. Шум как шум, судя по всему, его производила изрядная толпа бюргеров в не менее изрядном подпитии. Единственной странностью было то, что к шуму примешивался какой-то странный стук, как будто некто непрерывно колол орехи. Иногда стук прерывался, и в эти моменты шум толпы заметно усиливался. Должен признаться, что к этому моменту лично я почувствовал определенную усталость от Германии. Примерно то же чувствовал и Харрис, как он позднее признался мне. Не то Джордж. Его энтузиазм не только не угасал, напротив, с каждым днем возрастал.

В тот злополучный день мы с Джорджем путешествовали на тандеме. Возможно, именно этот факт сыграл решающую роль в последующих событиях. Будь на тандеме мы с Харрисом, мы бы, возможно, не остановились бы. Но что толку плакать над пролитым молоком. Сначала Джордж просто перестал крутить педали, что я сразу почувствовал, а потом и вовсе стал настойчиво призывать меня остановиться. Что мы и сделали, вынудив тем самым остановиться и Харриса. Источник шума находился где-то сбоку, и, судя по поведению Джорджа, он собирался выяснить его происхождение. Шум исходил из-за забора, даже вернее, живой изгороди, весьма живописно нанизанной на забор. Странным образом живая изгородь не была подстрижена до придания ей прямоугольной формы, высота и ширина которой каждую весну устанавливается специальными постановлениями муниципалитета под названием «Стандартизированные параметры обстрига живых изгородей для огораживания публичных мест». Уже одно это нарушение привычного для Германии порядка вещей должно было насторожить нас, а, еще лучше, заставить обратиться в бегство.

Изгородь принадлежала пивной под очень романтическим для Германии названием. Заведение называлось «Пиво и колбаски». В моем утверждении, что название романтическое, нет ни капли иронии. За время своего путешествия мы посетили много подобных заведений, а еще больше проехали. 95,6% из них назывались «Пиво». Потому эта добавка «…и колбаски» и показалось мне романтической. Справедивости ради следует сказать, что однажды мы натолкнулись на пивную под названием «Грезы старого солдата». Все встало на свои места, когда мы, посетив сие заведение, узнали, что оно принадлежит человеку, мать которого была француженкой. Однако вернемся к нашей печальной саге.

Внутри пивной не было ничего примечательного – полумрак, запах пива, надо сказать, отменного, наполовину пустой зал. Но вот в конце этого зала была дверь, ведущая во двор. Именно оттуда доносился ставший еще более громким шум. Не задерживаясь в зале, мы прошли во двор. Там тоже стояли столики, за ними сидели люди и пили пиво. Самое обычное зрелище, и не только для Германии. Необычным было то, что все взгляды были устремлены в одну сторону. Там стояло некое подобие стола. Точнее, это и был стол, весьма значительный по размеру, прямоугольной формы. Он был выкрашен темно-зеленой краской, и разделен надвое подвешенной на двух вертикальных стойках сетью прямоугольной формы, казалось, вырезанной из рыболовной. Харрис впоследствии сказал, что сеть напомнила ему футбольную. По обеим сторонам стола стояли два человека, вооруженные приспособлениями, отдаленно напоминавшими сковородки. Как потом рассказал нам Джордж, когда мы навещали его в больнице, приспособления были деревянными. Они отчаянно молотили этими сковородками по маленькому белому мячу, который и издавал характерный звук колющихся орехов. Личности молотобойцев заслуживают отдельного описания. Я в дальнейшем буду называть их для краткости игроками, так как очень скоро нам стало ясно, что это некий новый вид спортивного единоборства типа игры. Первый игрок, стоявший чуть дальше от нас, был чрезвычайно высоким и худым. Странно было встретить в пивной такую личность. Впрочем, современной науке тайны человеческой физиологии известны не в полном объеме. На вид ему было лет пятьдесят, он носил очки и был кудряв. Почему-то при взгляде на него приходило в голову обращение «Герр доктор». В любом случае, такого человека уместнее было бы встретить в тиши какого-нибудь немецкого университета, чем в банальной пивной. Ему противостоял невысокий круглый человек явно азиатского происхождения. Надо сказать, что игроки молотили по мячу не непрерывно, иначе он давно раскололся бы. Иногда мяч, миновав стол, падал на землю. В зависимости от того, на какой стороне он падал, это вызывало бурю эмоций со стороны сидевших за столиками. Вскоре мы заметили, что падение белого мяча на стороне азиата вызывает положительные эмоции и сопровождается криками «ja, ja!» и «jawohl!». Падение же мяча на стороне герра доктора, да будет позволено мне присвоить ему этот титул, сопровождалось отчаянными стонами, криками «aber nein!» и «Sheisse!». Последнее восклицание встречалось чаще всего, что заставило Харриса обратиться к услугам нашего разговорника, впрочем, безуспешно. В промежутках между падениями азиат постоянно что-то гортанно выкрикивал и мелко подпрыгивал, что делало его сходство с нашими далекими предками еще очевидней. Это приводило аудиторию в еще большее неистовство и явным образом настраивало ее против азиата. Последний, однако, не изменял своего поведения, лишь выкрики становились злее и гортаннее, а прыжки – беспорядочнее.

Минут через пять нам стала заметна еще одна подробность, невыгодно отличавшая азиата от его европейского визави. В то время, как европеец держал свою сковородку так, как держат молоток любой уважающий себя плотник, азиат управлялся со своей сковородкой подобно тому, как китайцы держат палочки для риса. Все-таки то, что впитано с молоком матери, изменить невозможно, с некоторой даже гордостью подумал я. Ведь совершенно ясно, что человеческая рука предназначена в первую очередь для держания молотка, а не палочек для риса. Фигурально выражаясь, сначала вы должны поработать молотком, чтобы вырастить рис, который вы потом съедите. Мне кажется, непонимание этой фундаментальной последовательности, заложенной в нас природой, и является причиной беспросветной бедности китайцев. Впрочем, Восток – дело тонкое, и сама история Британской империи служит неопровержимым доказательством этого, достаточно общего, утверждения.

Понаблюдав еще некоторое время, мы заметили две вещи. Во-первых, на игроков делались ставки, и довольно большие. Естественно, все совершалось в строжайшем секрете, и блюдо со ставками было накрыто полотенцем. Во-вторых, игра противников была явно несимметричной. Азиат колотил по мячу существенно сильнее своего оппонента. Но странное дело, чем сильнее он колотил по мячу, тем сложнее ему приходилось, когда герр доктор неуловимым движением, на мой взгляд, лишенным всякого изящества, перекидывал маленькую сферу на сторону противника. Это бесило азиата, и он колотил по мячу с удвоенной энергией. Но, видимо, даже молодость и лучшая физическая форма не слишком помогали ему против европейской изощренности. Все-таки молоток всегда побеждает палочки для риса, подумалось мне, ибо в результате все возраставших усилий азиата мяч все чаще задерживался разделявшей стол сетью.

Видимо, увлеченные необычным зрелищем, мы упустили момент, когда еще можно было увести Джорджа. Мы спохватились, когда он, как лунатик, приблизился к столу со ставками, недвусмысленно показал на азиата, достал из кармана толстую пачку купюр, и протянул человеку за столиком. К несчастью, ставка Джорджа была принята быстрее, чем мы успели этому помешать. При этом человек, засовывавший деньги, наши деньги, под полотенце, пробурчал пару-тройку слов, и его интонации не оставляли никаких сомнений в том, что для их перевода бесполезно обращаться к нашему разговорнику.

Боюсь, я утомил читателя этим подробным описанием. Впоследствии, в результате проведенных Харрисом изысканий выяснилось, что эта игра была изобретена в Британии. Это слегка извиняет Джорджа, хотя испытать сомнительное удовольствие в течение двух недель дожидаться момента, когда ваш товарищ вновь сможет сесть на велосипед, я не пожелаю никому. Итак, изложу остальное конспективно. Все-таки азиат превзошел своего соперника. Этот факт странным образом противоречит моей теории молотка и палочек для риса, но лишний раз доказывает утверждение о тонкости Востока. Получив причитавшуюся ему за выигрыш сумму, по некоторым сведениям, весьма значительную, азиат каким-то коварным образом сумел ускользнуть от праведного гнева раздосадованных бюргеров. Вы, конечно, уже догадались, что Джордж, будучи европейцем, последовать его примеру не смог. Или не захотел, кто знает. Все-таки Британия не смогла бы завоевать полмира, если бы представители нашей доблестной нации не умели смотреть опасности в лицо. В общем, когда мы сумели вытащить Джорджа из толпы разъяренных бюргеров, он был в плачевном состоянии, потребовавшим двухнедельного пребывания в госпитале. Думаю, следует заметить, что все выигранные Джорджем деньги ушли на его лечение, но двухнедельная задержка нанесла непоправимый ущерб нашему бюджету. В конечном счете, именно она заставила нас завершить наше полное приключений путешествие. Но это – уже другая история.

Д.Мещеряков, 4 июня 2008 г